Оказывается, вот откуда «ноги росли» у школьных диктантов.
Сорочинская ярмарка
Колоритное описание летнего дня в Малороссии, народа, реки — «река-красавица блистательно обнажила серебряную грудь свою, на которую роскошно падали зеленые кудри дерев», ярмарки, простонародных сказок; все с чувством юмора.
Майская ночь, или Утопленница
Стиль подобен СЯ.
Страшная месть
Вот она, легендарная фраза: «Чуден Днепр при тихой погоде».
(Где бы взять репродукцию картины с обложки книги, где всадник бросает колдуна в руки оживших мертвецов?..)
Заколдованное место «Дед засеял баштан на самой дороге и перешел жить в курень.»
«Проезжие толкутся по дороге, всякому захочется полакомиться арбузом или дынею. Да из окрестных хуторов, бывало, нанесут на обмен кур, яиц, индеек. Житье было хорошее.» (Надо взять на заметку — надоело уже в городе).
Тарас Бульба
Для козаков нет уз святее товарищества; породниться по душе, полюбить «всем, чем дал бог, что ни есть в тебе» может только русская душа. «Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей.»
«Иные рассуждали с жаром, другие даже держали пари; но большая часть была таких, которые на весь мир и на все, что ни случается в свете, смотрят, ковыряя пальцем в своем носу.»
Да… похоже, трудно остаться равнодушным, читая казнь Остапа, — и я моргнул усом и дернул головой, заблестев слезой…
Понравилось описание деталей: от накрытия дынь листьями лопухов до поднятия флагов во время битвы для группировки войск.
Вий, Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем, Нос
Как-то грустно…
Портрет
Часть I
«Но здесь было видно просто тупоумие, бессильная, дряхлая бездарность, которая самоуправно стала в ряды искусств, тогда как ей место было среди низких ремесел, бездарность, которая была верна, однако ж, своему призванию и внесла в самое искусство свое ремесло.»
«Что это? — невольно вопрошал себя художник. — Ведь это, однако же, натура, это живая натура; отчего же это странно-неприятное чувство? Или рабское, буквальное подражание натуре есть уже проступок и кажется ярким, нестройным криком? Или, если возьмешь предмет безучастно, бесчувственно, не сочувствуя с ним, он непременно предстанет только в одной ужасной своей действительности, не озаренный светом какой-то непостижимой, скрытой во всем мысли, предстанет в той действительности, какая открывается тогда, когда, желая постигнуть прекрасного человека, вооружаешься анатомическим ножом, рассекаешь его внутренность и видишь отвратительного человека? Почему же простая, низкая природа является у одного художника в каком-то свету, и не чувствуешь никакого низкого впечатлениям; напротив, кажется, как будто насладился, и после того спокойнее и ровнее все течет и движется вокруг тебя? И почему же та же самая природа у другого художника кажется низкою, грязною, а между прочим, он так же был верен природе? Но нет, нет в ней чего-то озаряющего. Все равно как вид в природе: как он ни великолепен, а все недостает чего-то, если нет на небе солнца».
«Слава не может дать наслажденья тому, кто украл ее, а не заслужил; она производит постоянный трепет только в достойном ее.»
«…все чувства и весь состав были потрясены до дна, и он узнал ту ужасную муку, которая, как поразительное исключение, является иногда в природе, когда талант слабый силится выказаться в превышающем его размере и не может выказаться; ту муку, которая в юноше рождает великое, но в перешедшем за грань мечтаний обращается в бесплодную жажду; ту страшную муку, которая делает человека способным на ужасные злодеяния. Им овладела ужасная зависть, зависть до бешенства. Желчь проступала у него на лице, когда он видел произведение, носившее печать таланта.»
Часть II
«…наш ХIХ век давно уже приобрел скучную физиономию банкира, наслаждающегося своими миллионами только в виде цифр, выставляемых на бумаге.»
«Кто заключил в себе талант, тот чаще всех должен быть душою. Другому простится многое, но ему не простится. Человеку, который вышел из дому в светлой праздничной одежде, стоит только быть обрызнутому одним пятном грязи из-под колеса, и уже весь народ обступил его, и указывает на него пальцем, и толкует об его неряшестве, тогда как тот же народ не замечает множества пятен на других проходящих, одетых в будничные одежды. Ибо на будничных одеждах не замечаются пятна.»
Шинель
«И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысинкою на лбу, с своими проникающими словами: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» — и в этих проникающих словах звенели другие слова: «Я брат твой». И закрывал себя рукою бедный молодой человек, и много раз содрогался он потом на веку своем, видя, как много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости в утонченной, образованной светскости, и, боже! даже в том человеке, которого свет признает благородным и честным…»
Рим
«В немецких городах несколько поразил его странный склад тела немцев, лишенный стройного согласия красоты, чувство которой зарождено уже в груди итальянца; немецкий язык также поразил неприятно его музыкальное ухо.»
«Всякое чуть заметное движенье и действие камер и министерства разрасталось в движенье огромного размаха между упорными партиями и почти отчаянным криком слышалось в журналах.» (Франция, Париж)
Через четыре года князь разлюбил Париж, разочаровался во французах: вся нация — блестящая виньетка, а не картина великого мастера.
По сравнению со средневековой архитектурой Рима, роскошь XIX века — низкая, мелкая, ничтожная, годная для украшения магазинов, низведшая к ремеслу искусство.
«Эти черты характера, смешанного из добродушия и страстей, показывающие светлую его натуру: никогда римлянин не забывал ни зла, ни добра, он или добрый или злой, или расточитель или скряга, в нем добродетели и пороки в своих самородных слоях и не смешались, как у образованного человека, в неопределенные образы, у которого всяких страстишек понемногу под верховным начальством эгоизма. Эта невоздержность и порыв развернуться на все деньги, — замашка сильных народов, — все это имело для него значение. Эта светлая непритворная веселость, которой теперь нет у других народов: везде, где он ни был, ему казалось, что стараются тешить народ; здесь, напротив, он тешится сам.» — похоже на русский народ.
Сорочинская ярмарка
Колоритное описание летнего дня в Малороссии, народа, реки — «река-красавица блистательно обнажила серебряную грудь свою, на которую роскошно падали зеленые кудри дерев», ярмарки, простонародных сказок; все с чувством юмора.
Майская ночь, или Утопленница
Стиль подобен СЯ.
Страшная месть
Вот она, легендарная фраза: «Чуден Днепр при тихой погоде».
(Где бы взять репродукцию картины с обложки книги, где всадник бросает колдуна в руки оживших мертвецов?..)
Заколдованное место «Дед засеял баштан на самой дороге и перешел жить в курень.»
«Проезжие толкутся по дороге, всякому захочется полакомиться арбузом или дынею. Да из окрестных хуторов, бывало, нанесут на обмен кур, яиц, индеек. Житье было хорошее.» (Надо взять на заметку — надоело уже в городе).
Тарас Бульба
Для козаков нет уз святее товарищества; породниться по душе, полюбить «всем, чем дал бог, что ни есть в тебе» может только русская душа. «Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей.»
«Иные рассуждали с жаром, другие даже держали пари; но большая часть была таких, которые на весь мир и на все, что ни случается в свете, смотрят, ковыряя пальцем в своем носу.»
Да… похоже, трудно остаться равнодушным, читая казнь Остапа, — и я моргнул усом и дернул головой, заблестев слезой…
Понравилось описание деталей: от накрытия дынь листьями лопухов до поднятия флагов во время битвы для группировки войск.
Вий, Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем, Нос
Как-то грустно…
Портрет
Часть I
«Но здесь было видно просто тупоумие, бессильная, дряхлая бездарность, которая самоуправно стала в ряды искусств, тогда как ей место было среди низких ремесел, бездарность, которая была верна, однако ж, своему призванию и внесла в самое искусство свое ремесло.»
«Что это? — невольно вопрошал себя художник. — Ведь это, однако же, натура, это живая натура; отчего же это странно-неприятное чувство? Или рабское, буквальное подражание натуре есть уже проступок и кажется ярким, нестройным криком? Или, если возьмешь предмет безучастно, бесчувственно, не сочувствуя с ним, он непременно предстанет только в одной ужасной своей действительности, не озаренный светом какой-то непостижимой, скрытой во всем мысли, предстанет в той действительности, какая открывается тогда, когда, желая постигнуть прекрасного человека, вооружаешься анатомическим ножом, рассекаешь его внутренность и видишь отвратительного человека? Почему же простая, низкая природа является у одного художника в каком-то свету, и не чувствуешь никакого низкого впечатлениям; напротив, кажется, как будто насладился, и после того спокойнее и ровнее все течет и движется вокруг тебя? И почему же та же самая природа у другого художника кажется низкою, грязною, а между прочим, он так же был верен природе? Но нет, нет в ней чего-то озаряющего. Все равно как вид в природе: как он ни великолепен, а все недостает чего-то, если нет на небе солнца».
«Слава не может дать наслажденья тому, кто украл ее, а не заслужил; она производит постоянный трепет только в достойном ее.»
«…все чувства и весь состав были потрясены до дна, и он узнал ту ужасную муку, которая, как поразительное исключение, является иногда в природе, когда талант слабый силится выказаться в превышающем его размере и не может выказаться; ту муку, которая в юноше рождает великое, но в перешедшем за грань мечтаний обращается в бесплодную жажду; ту страшную муку, которая делает человека способным на ужасные злодеяния. Им овладела ужасная зависть, зависть до бешенства. Желчь проступала у него на лице, когда он видел произведение, носившее печать таланта.»
Часть II
«…наш ХIХ век давно уже приобрел скучную физиономию банкира, наслаждающегося своими миллионами только в виде цифр, выставляемых на бумаге.»
«Кто заключил в себе талант, тот чаще всех должен быть душою. Другому простится многое, но ему не простится. Человеку, который вышел из дому в светлой праздничной одежде, стоит только быть обрызнутому одним пятном грязи из-под колеса, и уже весь народ обступил его, и указывает на него пальцем, и толкует об его неряшестве, тогда как тот же народ не замечает множества пятен на других проходящих, одетых в будничные одежды. Ибо на будничных одеждах не замечаются пятна.»
Шинель
«И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысинкою на лбу, с своими проникающими словами: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» — и в этих проникающих словах звенели другие слова: «Я брат твой». И закрывал себя рукою бедный молодой человек, и много раз содрогался он потом на веку своем, видя, как много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости в утонченной, образованной светскости, и, боже! даже в том человеке, которого свет признает благородным и честным…»
Рим
«В немецких городах несколько поразил его странный склад тела немцев, лишенный стройного согласия красоты, чувство которой зарождено уже в груди итальянца; немецкий язык также поразил неприятно его музыкальное ухо.»
«Всякое чуть заметное движенье и действие камер и министерства разрасталось в движенье огромного размаха между упорными партиями и почти отчаянным криком слышалось в журналах.» (Франция, Париж)
Через четыре года князь разлюбил Париж, разочаровался во французах: вся нация — блестящая виньетка, а не картина великого мастера.
По сравнению со средневековой архитектурой Рима, роскошь XIX века — низкая, мелкая, ничтожная, годная для украшения магазинов, низведшая к ремеслу искусство.
«Эти черты характера, смешанного из добродушия и страстей, показывающие светлую его натуру: никогда римлянин не забывал ни зла, ни добра, он или добрый или злой, или расточитель или скряга, в нем добродетели и пороки в своих самородных слоях и не смешались, как у образованного человека, в неопределенные образы, у которого всяких страстишек понемногу под верховным начальством эгоизма. Эта невоздержность и порыв развернуться на все деньги, — замашка сильных народов, — все это имело для него значение. Эта светлая непритворная веселость, которой теперь нет у других народов: везде, где он ни был, ему казалось, что стараются тешить народ; здесь, напротив, он тешится сам.» — похоже на русский народ.
Комментариев нет:
Отправить комментарий